Как это обычно бывает, когда натыкаешься на блог думающего и интересно пишущего человека, начинаешь читать, не останавливаясь, все записи подряд. И в такие моменты особенно радует, когда блог ведётся давно и вдумчиво, и почитать много есть чего. В этот раз я зависла на несколько вечеров с блогом Алики Калайды.
Под впечатлением поста, я очень крепко задумалась над идеей – вспомнить и переписать некоторые неприятные воспоминания и события прошлого. В школьный период у меня было таких моментов предостаточно, но не все меня волнуют до сих пор. На сегодняшний день самый волнующий – откуда у меня появились блоки в отношениях с рисованием?..
Я попыталась погрузиться в далёкое прошлое, когда я была совсем маленькой, хорошенькой девочкой. У Алики есть ещё вот эти записи на подобную тему (про Марину Цветаеву и продолжение), поэтому я подумала, может быть, нужно проверить, не было ли чего подобного у меня?
Рисовать я начала очень рано. Настолько рано, что когда я начала что-либо осознавать, я уже рисовала, поэтому мне кажется, что я родилась с этим занятием. Рисование было самым главным, чем я любила заниматься. Потом к этому подключилось чтение книг. Игрушки, мультики и всё прочее было на третьих и далее местах – комфортнее всего мне было с моими фантазиями, которые я вовсю визуализировала. Хвалили ли меня чрезмерно за это? Я не помню. Знаю, что маме было очень приятно, когда все удивлялись, что я так много рисую, но при этом у нас в семье это казалось чем-то естественным – никто не делал из этого пафоса. Все дети рисуют, но мне это нравится чуть больше, чем остальным, и я занимаюсь этим чаще. Единственное, за чем родители пристально следили, так это чтобы у меня всегда было вдоволь фломастеров, карандашей и альбомов.
Помню упоение, с которым я придавалась любимому занятию. Для меня тогда рисование было не желанием что-то изобразить и показать, придумать сюжет и сложить картину, а просто визуализировать свои фантазии. Я помню, что у меня в голове постоянно шёл мой внутренний диалог с самой собой: я рассказывала себе истории, сказки, а рисунки были способом создать декорацию для этих рассказов. Иногда я могла нарисовать дом и полчаса зависать над ним, прокручивая у себя в голове историю, связанную с этим домом. Потом сознание начинало требовать деталей и вот – появлялись действующие лица или обстановка этого дома. Рисование в детстве было безоблачным – никто не критиковал, но при этом не было и гротескового восхищения.
Так продолжалось до того момента, как мне исполнилось 10 лет. Точнее будет сказать так: в 10 лет оформилось моё желание учиться в художественной школе. День этот я помню очень хорошо, он был значительный и важный как в кино. Мы тогда жили с родителями в Уссурийске. И вот идём мы с мамой летним тёплым днём по улице города, доходим до перекрёстка – направо художественная школа, налево музыкальная - и мама буднично так спрашивает: куда ты хочешь пойти учиться? Как-то естественно было, что я выбрала художку. Хотя мама до последнего надеялась, что я выберу музыкальную и реализую её мечту – играть на фортепиано.
Отступлю немного от хронологии. Когда я пошла в школу, у нас было рисование, естественно. И так же естественно, что я рисовала хорошо – столько лет практики)) Но до моих 10 лет никто и не думал акцентировать внимание на этом. Только когда я пошла в художку, на каждом уроке рисования я стала слышать от одноклассников: «Наташе опять «отлично» за рисунок, конечно, она ж в художке учится…». Как будто эта оценка была не моей заслугой, а каким-то правом, которое мне давало обучение в художественной школе. Хотя со мной учились две мои одноклассницы и у них «отлично» за рисунки было далеко не всегда…
Кстати, чтобы никого не смущало: когда я говорю «художка», я говорю это совсем не пренебрежительным тоном. Наоборот, это ласковое и доброе название того места, где я была очень счастлива. А конкретно: в художественной школе города Уссурийска.
Итак, в 10 лет я поступила в подготовительный класс художественной школы. В подготовительный потому, что в первый зачисляли только с 11 лет. Летом там было что-то вроде вступительных экзаменов, мы рисовали прямо во дворе, и по результатам зачисляли. На этих экзаменах я впервые узнала, как выглядит мольберт и что гуашевые краски должны быть кремообразными (у меня были засохшие в камень до этого) и рисовать ими нужно плоской кисточкой, да и вообще, что кисточки бывают круглыми и плоскими, беличьими и колонок… Этот мир художественных материалов меня покорил сразу, захватил с руками и ногами. Я довольно восторженный человек и есть вещи, от которых у меня горят глаза и летят искры из-под копыт. Художественные материалы – одна из них. Бумага перестала быть для меня просто бумагой, а стала бумагой для рисунка, для акварели, для туши, для набросков…
Несколько слов о моей художественной школе не могу не сказать отдельно. Это был настоящий Мир, отдельный от всего остального. Впрочем, я лучше потом отдельно напишу об этом чудесном месте, иначе этот пост растянется до бесконечности, да и тема записи сегодня другая. Скажу кратко только, что в этой художке я была очень счастлива, я самозабвенно предавалась творчеству и все воспоминания о 3,5 годах, проведённых в её стенах, окутаны ощущением тепла, искренней радости и восторга. Были ли там чрезмерные похвалы или чрезмерная критика? Насколько я помню, не было ни того, ни другого. Все оценки по результатам полугодия выставлялись честно, на ошибки своевременно указывалось в мягкой форме, инициатива поощрялась.
А потом всё закончилось. Моя семья переехала обратно в Петербург, мне пришлось расстаться с той чудесной школой и пойти в местную... Что я помню об этой новой школе? Мне в ней не нравилось и очень сильно. Точнее сказать так: мне очень нравился преподаватель по лепке - Муфтали Вагабович, терпеливый, весёлый и ценящий инициативу в творчестве, желание попробовать новое, и мне очень нравилась лепка, что вполне понятно. Только на эти занятия я ходила с удовольствием и высиживала их от начала и до конца. Всё остальное... Во-первых, эта новая художка (тут это слово приобретает негативно-пренебрежительный оттенок) была при моей школе. Это означало и разбросанные по всей школе в разных концах кабинеты, где во время перемен было слышно бегающих за дверью и орущих школьников, одуревших от 10-минутной свободы, и то, что на занятия ходили те, кому, как говорится, не лень. Контингент моих новых одноклассников-художников делился на тех, кого родители записали в художку как на продлёнку, чтоб не мешались под ногами после уроков в школе, на тех, кто считался талантливым - они были невероятно заносчивые и самодовольные, и на тех, кто просто мимо проходил. Я не подходила ни под одну категорию, так как у меня не было склонности гордиться своими способностями сверх меры, чтобы дружить со снобами, так же у меня не было желания отлынивать от занятий и валять дурака, чтобы дружить с бездельниками. Во-вторых, среди преподавателей была какая-то санта-барбара и они были поглощены своими делами и отношениями, а основной наш преподаватель по рисунку, живописи и композиции любил очень хорошо закладывать за воротник и всё время был всем недоволен.
Именно в тот период произошёл мой первый раскол в сознании: с одной стороны – желание заниматься рисованием, с другой – отсутствие атмосферы, питающей творчество, а наличие атмосферы, когда становится не понятно, зачем всё это. Помню даже слова мамы в ответ на мои жалобы: потерпи, закончи хоть как-то, получи диплом и ты этих людей больше никогда не увидишь. Это, конечно, утешало, но не слишком.
Перед самым выпуском произошло одно событие, о котором мне до сих пор бывает немного грустно вспомнить: меня отругали за выпускную работу по композиции так, что я ревела белугой дома с воплями, что я никогда, никогда больше не пойду в художку и никогда не буду ничего рисовать. Потом, конечно, я разобрала эту ситуацию, поняла, что не я была виновата… Но моя впечатлительность оставила шрам в памяти на этом месте. Я получила диплом с хорошими оценками, но после этого год не рисовала вообще.
По прошествии этого года произошло многое: я начала слушать музыку (до этого она меня почти никак не интересовала) и решила пойти учиться на архитектора. Мне не хотелось терять свои творческие навыки, да и склад характера у меня больше художественный, поэтому решено было совместить приятное с полезным. Я пошла на подготовительные курсы по рисунку, а параллельно, дома, рисовала бесконечные картинки-иллюстрации к моим любимым песням… До сих пор считаю их самыми классными своими работами и с удовольствием иногда пересматриваю. В тот период я ещё и подрабатывала художником-оформителем всякого рода детских праздников и тоже весьма успешно и похвально…
Чтобы не сильно углубляться в биографию и подробности, скажу кратенько, что когда я поступила в университет, у меня было много занятий по рисунку, живописи, графике с довольно неплохими успехами. За графику меня особенно хвалили. Но почему-то в этот период я совершенно перестала рисовать для себя. Это сохранилось до сих пор…
Иногда я думаю – что же произошло и в какой момент я стала считать свои рисунки пустым маранием бумаги? Прокрутив в голове всю свою историю творчества, я понимаю, что даже та ужасная художественная школа с постоянно злым и пьяным преподавателем не привила мне отвращение к рисованию. Скорее она привила мне какое-то ощущение посредственности моих навыков. Там преподаватели почему-то больше уделяли внимание только нескольким ученикам, помогали им рисовать, а иногда даже доделывали их работы, что естественным образом приводило к их победам на всяких творческих конкурсах. Я тогда считала, что раз мои работы не дорисовывают и обделяют вниманием, значит, они не хороши. Сейчас я понимаю, что причиной их невнимательности ко мне могло быть что угодно. Даже то, что у меня было очень много знаний и привычек из первой художки, а это не могло не раздражать законсервированных в своём мире преподавателей не очень выдающейся школы.
Так же моё упрямое охлаждение к рисованию могло произойти ещё по одной причине: в какой-то момент окружающие стали очень много от меня ждать. Друзья просили гениально выполненные их портреты, родственники ждали шедевров для украшения стен в комнатах… Эти ожидания наложились как раз на период моей пошатнувшейся веры в себя. Ход мыслей был понятен: «В меня столько всего вложили, от меня столько всего теперь ждут, а я вместо шедевров кропаю какие-то зарисюшки…».
Я пытаюсь представить – а что было бы, если бы я осталась учиться в той, своей первой школе? Наверное, всё сложилось бы иначе. Скорее всего, я всё равно стала бы архитектором, так как на меня эта профессия произвела впечатление ещё там, но при этом у меня не было бы этих сложных переживаний о своей посредственности и нетворчевости, этой фрустрации и разочарований… Даже если бы я перестала рисовать после окончания художественной школы, у меня не было бы ни одного неприятного или болезненного воспоминания, связанного с этим периодом. Впрочем, зачем говорить о том, чего не было и не могло бы быть.
Очень хочется снова ощутить радости творчества, почувствовать удовольствие от ощущений шероховатости бумаги, непредсказуемости кисточки, точности рапидографа. Переписать историю не удастся, но можно попробовать разбить этот узел, выпустить птицу на свободу… А для начала просто взять карандаш в руки)
Под впечатлением поста, я очень крепко задумалась над идеей – вспомнить и переписать некоторые неприятные воспоминания и события прошлого. В школьный период у меня было таких моментов предостаточно, но не все меня волнуют до сих пор. На сегодняшний день самый волнующий – откуда у меня появились блоки в отношениях с рисованием?..
Я попыталась погрузиться в далёкое прошлое, когда я была совсем маленькой, хорошенькой девочкой. У Алики есть ещё вот эти записи на подобную тему (про Марину Цветаеву и продолжение), поэтому я подумала, может быть, нужно проверить, не было ли чего подобного у меня?
Рисовать я начала очень рано. Настолько рано, что когда я начала что-либо осознавать, я уже рисовала, поэтому мне кажется, что я родилась с этим занятием. Рисование было самым главным, чем я любила заниматься. Потом к этому подключилось чтение книг. Игрушки, мультики и всё прочее было на третьих и далее местах – комфортнее всего мне было с моими фантазиями, которые я вовсю визуализировала. Хвалили ли меня чрезмерно за это? Я не помню. Знаю, что маме было очень приятно, когда все удивлялись, что я так много рисую, но при этом у нас в семье это казалось чем-то естественным – никто не делал из этого пафоса. Все дети рисуют, но мне это нравится чуть больше, чем остальным, и я занимаюсь этим чаще. Единственное, за чем родители пристально следили, так это чтобы у меня всегда было вдоволь фломастеров, карандашей и альбомов.
Помню упоение, с которым я придавалась любимому занятию. Для меня тогда рисование было не желанием что-то изобразить и показать, придумать сюжет и сложить картину, а просто визуализировать свои фантазии. Я помню, что у меня в голове постоянно шёл мой внутренний диалог с самой собой: я рассказывала себе истории, сказки, а рисунки были способом создать декорацию для этих рассказов. Иногда я могла нарисовать дом и полчаса зависать над ним, прокручивая у себя в голове историю, связанную с этим домом. Потом сознание начинало требовать деталей и вот – появлялись действующие лица или обстановка этого дома. Рисование в детстве было безоблачным – никто не критиковал, но при этом не было и гротескового восхищения.
Так продолжалось до того момента, как мне исполнилось 10 лет. Точнее будет сказать так: в 10 лет оформилось моё желание учиться в художественной школе. День этот я помню очень хорошо, он был значительный и важный как в кино. Мы тогда жили с родителями в Уссурийске. И вот идём мы с мамой летним тёплым днём по улице города, доходим до перекрёстка – направо художественная школа, налево музыкальная - и мама буднично так спрашивает: куда ты хочешь пойти учиться? Как-то естественно было, что я выбрала художку. Хотя мама до последнего надеялась, что я выберу музыкальную и реализую её мечту – играть на фортепиано.
Отступлю немного от хронологии. Когда я пошла в школу, у нас было рисование, естественно. И так же естественно, что я рисовала хорошо – столько лет практики)) Но до моих 10 лет никто и не думал акцентировать внимание на этом. Только когда я пошла в художку, на каждом уроке рисования я стала слышать от одноклассников: «Наташе опять «отлично» за рисунок, конечно, она ж в художке учится…». Как будто эта оценка была не моей заслугой, а каким-то правом, которое мне давало обучение в художественной школе. Хотя со мной учились две мои одноклассницы и у них «отлично» за рисунки было далеко не всегда…
Кстати, чтобы никого не смущало: когда я говорю «художка», я говорю это совсем не пренебрежительным тоном. Наоборот, это ласковое и доброе название того места, где я была очень счастлива. А конкретно: в художественной школе города Уссурийска.
Итак, в 10 лет я поступила в подготовительный класс художественной школы. В подготовительный потому, что в первый зачисляли только с 11 лет. Летом там было что-то вроде вступительных экзаменов, мы рисовали прямо во дворе, и по результатам зачисляли. На этих экзаменах я впервые узнала, как выглядит мольберт и что гуашевые краски должны быть кремообразными (у меня были засохшие в камень до этого) и рисовать ими нужно плоской кисточкой, да и вообще, что кисточки бывают круглыми и плоскими, беличьими и колонок… Этот мир художественных материалов меня покорил сразу, захватил с руками и ногами. Я довольно восторженный человек и есть вещи, от которых у меня горят глаза и летят искры из-под копыт. Художественные материалы – одна из них. Бумага перестала быть для меня просто бумагой, а стала бумагой для рисунка, для акварели, для туши, для набросков…
Несколько слов о моей художественной школе не могу не сказать отдельно. Это был настоящий Мир, отдельный от всего остального. Впрочем, я лучше потом отдельно напишу об этом чудесном месте, иначе этот пост растянется до бесконечности, да и тема записи сегодня другая. Скажу кратко только, что в этой художке я была очень счастлива, я самозабвенно предавалась творчеству и все воспоминания о 3,5 годах, проведённых в её стенах, окутаны ощущением тепла, искренней радости и восторга. Были ли там чрезмерные похвалы или чрезмерная критика? Насколько я помню, не было ни того, ни другого. Все оценки по результатам полугодия выставлялись честно, на ошибки своевременно указывалось в мягкой форме, инициатива поощрялась.
А потом всё закончилось. Моя семья переехала обратно в Петербург, мне пришлось расстаться с той чудесной школой и пойти в местную... Что я помню об этой новой школе? Мне в ней не нравилось и очень сильно. Точнее сказать так: мне очень нравился преподаватель по лепке - Муфтали Вагабович, терпеливый, весёлый и ценящий инициативу в творчестве, желание попробовать новое, и мне очень нравилась лепка, что вполне понятно. Только на эти занятия я ходила с удовольствием и высиживала их от начала и до конца. Всё остальное... Во-первых, эта новая художка (тут это слово приобретает негативно-пренебрежительный оттенок) была при моей школе. Это означало и разбросанные по всей школе в разных концах кабинеты, где во время перемен было слышно бегающих за дверью и орущих школьников, одуревших от 10-минутной свободы, и то, что на занятия ходили те, кому, как говорится, не лень. Контингент моих новых одноклассников-художников делился на тех, кого родители записали в художку как на продлёнку, чтоб не мешались под ногами после уроков в школе, на тех, кто считался талантливым - они были невероятно заносчивые и самодовольные, и на тех, кто просто мимо проходил. Я не подходила ни под одну категорию, так как у меня не было склонности гордиться своими способностями сверх меры, чтобы дружить со снобами, так же у меня не было желания отлынивать от занятий и валять дурака, чтобы дружить с бездельниками. Во-вторых, среди преподавателей была какая-то санта-барбара и они были поглощены своими делами и отношениями, а основной наш преподаватель по рисунку, живописи и композиции любил очень хорошо закладывать за воротник и всё время был всем недоволен.
Именно в тот период произошёл мой первый раскол в сознании: с одной стороны – желание заниматься рисованием, с другой – отсутствие атмосферы, питающей творчество, а наличие атмосферы, когда становится не понятно, зачем всё это. Помню даже слова мамы в ответ на мои жалобы: потерпи, закончи хоть как-то, получи диплом и ты этих людей больше никогда не увидишь. Это, конечно, утешало, но не слишком.
Перед самым выпуском произошло одно событие, о котором мне до сих пор бывает немного грустно вспомнить: меня отругали за выпускную работу по композиции так, что я ревела белугой дома с воплями, что я никогда, никогда больше не пойду в художку и никогда не буду ничего рисовать. Потом, конечно, я разобрала эту ситуацию, поняла, что не я была виновата… Но моя впечатлительность оставила шрам в памяти на этом месте. Я получила диплом с хорошими оценками, но после этого год не рисовала вообще.
По прошествии этого года произошло многое: я начала слушать музыку (до этого она меня почти никак не интересовала) и решила пойти учиться на архитектора. Мне не хотелось терять свои творческие навыки, да и склад характера у меня больше художественный, поэтому решено было совместить приятное с полезным. Я пошла на подготовительные курсы по рисунку, а параллельно, дома, рисовала бесконечные картинки-иллюстрации к моим любимым песням… До сих пор считаю их самыми классными своими работами и с удовольствием иногда пересматриваю. В тот период я ещё и подрабатывала художником-оформителем всякого рода детских праздников и тоже весьма успешно и похвально…
Чтобы не сильно углубляться в биографию и подробности, скажу кратенько, что когда я поступила в университет, у меня было много занятий по рисунку, живописи, графике с довольно неплохими успехами. За графику меня особенно хвалили. Но почему-то в этот период я совершенно перестала рисовать для себя. Это сохранилось до сих пор…
Иногда я думаю – что же произошло и в какой момент я стала считать свои рисунки пустым маранием бумаги? Прокрутив в голове всю свою историю творчества, я понимаю, что даже та ужасная художественная школа с постоянно злым и пьяным преподавателем не привила мне отвращение к рисованию. Скорее она привила мне какое-то ощущение посредственности моих навыков. Там преподаватели почему-то больше уделяли внимание только нескольким ученикам, помогали им рисовать, а иногда даже доделывали их работы, что естественным образом приводило к их победам на всяких творческих конкурсах. Я тогда считала, что раз мои работы не дорисовывают и обделяют вниманием, значит, они не хороши. Сейчас я понимаю, что причиной их невнимательности ко мне могло быть что угодно. Даже то, что у меня было очень много знаний и привычек из первой художки, а это не могло не раздражать законсервированных в своём мире преподавателей не очень выдающейся школы.
Так же моё упрямое охлаждение к рисованию могло произойти ещё по одной причине: в какой-то момент окружающие стали очень много от меня ждать. Друзья просили гениально выполненные их портреты, родственники ждали шедевров для украшения стен в комнатах… Эти ожидания наложились как раз на период моей пошатнувшейся веры в себя. Ход мыслей был понятен: «В меня столько всего вложили, от меня столько всего теперь ждут, а я вместо шедевров кропаю какие-то зарисюшки…».
Я пытаюсь представить – а что было бы, если бы я осталась учиться в той, своей первой школе? Наверное, всё сложилось бы иначе. Скорее всего, я всё равно стала бы архитектором, так как на меня эта профессия произвела впечатление ещё там, но при этом у меня не было бы этих сложных переживаний о своей посредственности и нетворчевости, этой фрустрации и разочарований… Даже если бы я перестала рисовать после окончания художественной школы, у меня не было бы ни одного неприятного или болезненного воспоминания, связанного с этим периодом. Впрочем, зачем говорить о том, чего не было и не могло бы быть.
Очень хочется снова ощутить радости творчества, почувствовать удовольствие от ощущений шероховатости бумаги, непредсказуемости кисточки, точности рапидографа. Переписать историю не удастся, но можно попробовать разбить этот узел, выпустить птицу на свободу… А для начала просто взять карандаш в руки)
Комментариев нет:
Отправить комментарий